Димитрий Переци "Вспоминая Бога, вспоминая Себя"

Во время посещения горы Афон в 1980 году мне довелось провести ночь в монастыре К. вблизи деревни Карея, которая является административной столицей Священной горы.

Я добрался пешком до монастыря в конце дня. Когда я вошел, меня встретил монах, ответственный за гостей. Он предложил мне стакан с водой и кусочек сахара, но затем, ничего не сказав, исчез, оставив меня ждать в «архонтарики», небольшом каменном здании рядом со стеной у ворот.

Мебель была простой, сделанной из древесины твердых пород. На стене висела надпись в небольшой рамке, которая гласила: Чтобы возродиться, нужно сначала умереть. Из окна можно было увидеть двор, представляющий собой огромное прямоугольное пространство.

Я носил свои вещи в мешке, и пока мне не показали, где я смогу переночевать, я принялся читать церковную книгу, которая была там же на столе. Речь в ней шла о византийской музыке и ритуале православной литургии. Я помню, что был впечатлен глубиной текста и силой, которая ощущалась в стиле автора.

Когда я читал, я вспомнил вопрос Гурджиева об «объективном искусстве». В какой степени византийские псалмы являются «объективными»? Вызывают ли они точно такие же эмоции во всех слушателях, независимо от их образования или опыта? Даже независимо от их религиозных убеждений? Можно ли византийскую музыку саму по себе считать инструментом для духовного развития?

Вдруг у ворот раздался шум. Через окно я увидел большую телегу, нагруженную кирпичом, запряженную двумя лошадьми. Подковы животных производили много шума на мощеном дворе.

Монахи, кажется, ее ждали. Несколько человек вышли из зданий и начали разгрузку. Двое из них взобрались на телегу и начали укладывать кирпичи в груды, а остальныеали эти груды и переносили в другой конец двора. подним

Это происходило в начале зимы. Большая виноградная лоза во дворе раскинула свои листья. Небо было ясным и солнце все еще согревало. Я вышел, чтобы помочь, и стал носить кирпичи вместе с монахами. Разгрузка телеги у нас заняла более получаса.

Когда я там работал, я заметил неподалеку внушительного вида старца наверху каменной лестницы. Он вышел и наблюдал за процессом. Должно быть, он был настоятелем. Издалека я заметил, что его взгляд задержался на мне. Он улыбнулся.

Когда работа была закончена, монахи разошлись. Старец все еще стоял там. Мы остались одни во дворе, вдвоем. Я набрался смелости и подошел поближе, поднялся по лестнице и поздоровался с ним. «Благослови меня, отец». Он улыбался. Я сказал, что хотел спросить его кое о чем. Его отношение очень располагало. Мой ум был заполнен тем, что я только что прочитал о византийской музыке, и моими вопросами об «объективном искусстве». Является ли православная церковная музыка формой «объективного искусства»? Я постарался сделать мой вопрос понятным старцу. Он улыбался. Должно быть, он подумал, что мой подход был слишком интеллектуальным, что я выражал идеи без каких-либо эмоций. Но он, казалось, был хорошо ко мне расположен и дал мне шанс задать мой вопрос по-другому несколько раз, прежде чем мы поняли друг друга. В конце концов я нашел способ выразить мысль.

– Скажи мне, Отец, может ли помочь слушание православной литургии в духовных усилиях?
– Конечно, песнопение помогает. Но оно помогает гораздо больше, если во время пения также и молиться – в то же самое время!

Из-за того, каким образом он говорил со мной, что-то открылось в моей душе, и я где-то глубоко понял, что он имел в виду. Во-первых, я понял, что могу успокоиться и снять напряжение. Старик был терпелив и хотел, чтобы мы поговорили. Это дало мне чувство радости. Я понял, что он был готов расширить обсуждение за рамки теоретического разговора, он был готов выразить себя через свой опыт. Во всяком случае, я понял, что он имел в виду: то состояние, в котором поешь и одновременно сосредотачиваешься на молитве, может дать огромную силу. Я хотел удостовериться, правильно ли мое понимание. Мне казалось, что главный смысл содержится в слове «молиться». Что в точности оно означает? Имел ли он в виду «повторять слова молитвы» или «находиться в состоянии молитвы»?

– Прости меня, Отец, когда мы говорим «молиться», что именно мы имеем в виду? Не означает ли это − вспоминать Бога?

Вдруг его улыбка стала шире, и еще шире. Мне казалось, что этот человек был так же счастлив, как и я, осознав, что я понял его.
– Да! – Он ответил. – Молиться означает вспоминать Бога!

Я понимал,  что именно он имел в виду. Мой ум был открыт. Я впитывал в себя его слова. В этот момент я почувствовал, что я узнал на глубинном уровне нечто, что никогда не забуду. Старик дал мне больше, чем я просил! То, что он имел в виду, то, что хотел сказать мне, я почувствовал это в моем теле. Тем не менее, мой разум требовал подтверждений.

– Прости меня, Отец, – я сказал. – Когда мы говорим «помнить Бога», что мы имеем в виду? Мы имеем в виду «помнить себя»?

К моему удивлению, его улыбка стала еще шире. Человек открывал мне свое сердце. Я почувствовал благодарность еще до того, как услышал ответ.

– Да! Точно! Помнить Бога значит помнить себя! Но мы должны лучше узнать друг друга и много лет должно пройти, прежде чем мы сможем поговорить об этом. Приезжайте в монастырь снова!

Он повернулся, поднялся на несколько ступенек к двери, из которой он вышел, вошел в дом и исчез.
Я был поражен, потрясен. Я понял смысл того, что он говорил на глубоком уровне, уровне, на котором я общался только с несколькими людьми. Это чувство у меня внутри длилось много часов. Я не спал всю ночь.

***

Неужели это так просто сказать, что «помнить Бога» – это то же, что «вспоминать Себя»? Нет, определенно нет. Невозможно говорить о Высшем Опыте по отношению к «Богу» и «Я» без риска уменьшения его значения и доведения его до уровня нашего общепринятого, повседневного понимания.